Фотография, воспоминания, мгновенья...

«Люби, надейся, верь, живи,
Ведь пусть у жизни будут крылья…»
(А. Ахматова)
И в этот Новый год она не изменила своей привычке вспоминать. Ведь нужно так много сделать – найти фотографию, достать…
Вот так, сидя с фотографией в руках она задремала. Сама не заметила, как легкая дрема плавно перешла в сон. Рука с фотографией опустилась на колени. Но она видела… Перед глазами, под закрытыми веками, плавно и неспешно и плавно протекали яркие цветные картинки: фотографии, воспоминания, мгновения. Вдруг вспомнилась яркая мечта детства – калейдоскоп. Эта загадочная, волшебная труба с цветными стеклышками в середине была собственностью соседской девочки Светы. Ее мама работала в Германии и постоянно привозила дочери оттуда что-нибудь необычное и непередаваемо вкусное: цветные пластинки жевательных резинок, вкусно пахнущих свежей мятой. Каждая из них была упакована в яркий фантик-картинку. Потом дети собирали и меняли эти фантики, как наивысшую драгоценность. По сравнению с которой все сапфиры и брильянты этого мира – блеф. И сейчас же перед глазами, словно послушные какому-то внутреннему зову, появились эти вкладыши: машинки, котята и собачки. Но вскоре и они исчезли в вихре времени, а перед ее взором снова была… фотография…
Фотография была уже старой: края обтрепались, прямо по центру пролегла трещина, а правый уголок совсем отвалился. Тем не менее в её руках была часть её прошлой жизни: мама, папа и три сестры – Валя (старшая), она – Лиля и Люся. Всегда Лиля и никогда – Лидия. Лилия… Имя Лидия доводило до белого каления, хотя в паспорте она была записана именно так. Но ей всегда хотелось быть Лилией: Кожа белая, как снег, волосы чёрные, как ночь, а губы алые, как кровь… Сказка?.. Возможно. Хотя в их жизни было достаточно и сказки, и романтики, и…боли…
История знакомства родителей, Марии – городской интеллигентки, и Данила – простого парня из деревни, работящего, в доме он всё сделал своими руками – начиная от табуретки и детской кроватки, которую мародёр на её глазах вытащил из их разрушенного дома, заканчивая кастрюлями на кухне. Несколько из этих кастрюль до сих пор «живы»: в одной хранятся прищепки на балконе, а другая до недавнего времени «служила по специальности» на кухне. Только недавно всё таки дно совсем протерлось и теперь в ней растут цветы.
Какими же они были молодыми, гордыми и счастливыми. Да, она были счастливы. Этими тихими днями, с каждодневным звоном будильника, детскими радостями и печалями, с протекающими трубами и непонимающими и не принимающими их любви родственниками – они были счастливы…
Мария и Данил…
Ему говорили: «Совсем с ума сошёл парень! Брать городскую! Она же ничего не умеет и не будет делать по хозяйству! Знаем мы таких». Сам всё делать будешь и волком завоешь через пару недель такой жизни! А ведь там могут быть и дети. Хотя, разве такая, худая да тонкая сможет нормального ребёнка родить?! В ней же здоровья нет совсем – одни кости!».
А может – она и сама от тебя сбежит?! В город подастся, к родителям, подальше от мужа-деспота? Об этом не думал? Так наставлял сына отец.
Она слушала другое: «Он из деревни. Подумай, что он может тебе предложить? Коровам хвосты крутить? Ты в своём уме? А дети? Что их ждёт? Это сейчас у него – любовь. На все ради тебя готов: хоть звезду с неба, хоть солнце, хоть луну… У тебя же жизнь впереди?! Брови соболиные… А ты?!..».
Маня не понимала, при чем тут соболиные брови и счастье. Одно же другому не мешает? У нее и правда были соболиные брови: довольно широкие, но мягкие и шелковистые, ровными дугами лежащие над магнетическими глазами.
За такие глаза и такие ресницы современные красавицы продали бы душу любому пластическому хирургу. Она тихо улыбнулась сама себе, подумав при этом, а вот внучок бы сказал: «Продвинутая ты у меня, бабуля! Такие слова знаешь – хирург, да еще и пластический!»
Тем не менее, они поженились и сейчас с фотографии на неё смотрели глубокие, проницательные глаза-омуты матери. Не утратившие своей красоты на черно-белом фоне, а ставшие от этого контраста ещё прекраснее. Мария, Манечка, Маша… Она родила троих детей. Жили в городе.
А потом началась война. Только сейчас она понимает, что испытала мать, когда она, Лиля стала дразнить немца: «Кицей». А как же он был похож на кошку – насупленная усатая мордочка, выглядывавшая из под надвинутой до бровей каски. Разозленный, униженный восьмилетней, острой на язык, девчонкой, он открыл по ней стрельбу, не найдя ничего лучше для того, чтобы она замолчала. Но не попал. Ни разу… А мама это увидела и выскочила её спасать… И спасла… И как же она плакала…
Но война закончилась и нужно было жить дальше.
Валя была самой красивой из всех трех сестёр. И на танцах ей не давали прохода. Вот только ходила она туда с Люсей, а младшую, Лилю, Лильку, не брали. Тогда она ябедничала на них матери, что опять вечером ходили на танцульки. Она сама видела, а Валька так даже целовалась. Ох, и получала она за это от сестёр! Но молчать – нет уж! И вишни из киселя воровала и съедала всю поджаристую картошку из большой чёрной чугунной сковородки, когда её готовила мама. За что неоднократно получала деревянной ложкой. И обварилась кипятком, перевернув на себя бадью с кипящим бельём. Было интересно – чего это оно там булькает, и почему надуваются такие смешные пузыри? Она почти не помнила самого ощущения боли. Наверное, от шока даже не успела как следует испугаться. Её тогда натерли маслом и завернули в пропитанную сметаной и молоком простыню. И ничего. Даже шрамов не осталось. Только маленькие шоколадные пятнышки волдырей, которые она постоянно сдирала. Ведь она – белокожая красавица, принцесса, а не пятнистый кенгуру. Потом и они сошли. А потом… Потом она выросла…
Весёлая хохотушка Лиля, участник всех кружков народной самодеятельности: от пения до танцев и выбивания чечётки, привлекала внимание многих парней.
У неё была мечта – поправиться. Ведь худые были «не в мода». Что только она не делала: пирожки, убийственные для талии, но такие вкусные заварные пирожные, даже пила пиво со сметаной. Но… Всё равно оставалась худой.
Да и волосы, чёрные, как и мечтала в детстве, казались редковатыми. И она подкрашивала их у корней чёрным карандашом, чтобы шевелюра казалась гуще и пышнее. Да еще наводила два пикантных завитка у висков, чтобы полностью соответствовать образу роковой Кармен, который пришел на смену детской романтике малышки-принцессы. Она должна повелевать, покорять и царствовать! Она должна!..
И, конечно же, мечтала о любви. Он должен был обязательно появиться, только Он, с большой буквы.
И тут появился он – высокий, статный, красивый с чудесным именем Евгений и аристократическим отчеством – Филиппович. Казалось, вот оно счастье. На то, что он немного выпивает, не обратила внимания. Выпивает немного, а зарабатывает порядочно, да еще и руки золотые: любая работа по дому – хоть гвоздь забить, хоть убрать, хоть приготовить – в его руках просто кипела. Теперь только детей завести.
Ведь у старшей, самой красивой, Вали – жизнь так и не сложилась. Люся вышла замуж, но родители мужа приняли её в штыки. Точнее говоря, совсем не приняли. А вот у неё теперь всё будет хорошо…
Только Женя запил… Он стал уходит в запои всё чаще и поколачивать свою красавицу-жену. Для профилактики. Мало ли что. Чтобы все знала на будущее да лишнего себе не позволяла! А то, фу ты ну ты – ишь, принцесса! Появились дети: доченька Ирочка – маленькая куколка с длинными прямыми пшеничными волосами и любимый сыночек с ямочками на щечках – Игорек.
Ей казалось, что уж теперь всё изменится. Но… «Профилактические» мероприятия распространились и на детей. Когда особо буянил, то Женя выгонял семью из дому, не смотря на погоду и время года: и в мороз, и в слякоть. Тогда они все вместе шли к Марии, уже постаревшей, но ставшей еще более близкой и родной. И даже тогда она думала о хорошем: о любимом платье с красными маками. Натуральном, шёлковом. Бардово красных лакированных туфельках к нему в тон. Феерически ярком и перечно остром запахе любимых духов «Красная Москва». И знала, надеялась, что скоро всё изменится. Он поймет…
Изменилось. От постоянного пьянства Женя совсем посадил печень и умер. В то, последнее время, он даже не жил с семьей, у любовницы. А вот умирать пришёл в семью и хоронила его она, Лиля, никогда Лидия...
Стали жить дальше – вначале потихоньку, по инерции, а потом она снова стала петь. В хоре, в местном кружке «Для тех, кому за…». Знала, что нельзя останавливаться и не могла остановиться.
Дети выросли, появились внуки. У старшей, Ирочки родилась доченька и сынок. Она вышила его портрет ещё до рождения и малыш в точности был похож на свою вышитую копию.
Тогда умерла мама – Мария, Маня, Манечка. Она совсем высохла к старости и стала напоминать маленькую птичку с аккуратными, крашенными хной короткими кудряшками. Рассказывала правнукам, как и ей когда-то, сказки про Багдадского вора, про Моисея и дочь фараона, про Страшный суд. Учила маленькую Снежану рисовать лодочки и рыбаков, а когда однажды заснула во время урока, то малышка, у которой закончилась бумага, использовала в качестве мольберта бабушкину спину, разрисовав весь халат лодочками и рыбаками.
До последнего Маня так боялась быть беспомощной, причинить кому-либо неудобство своей болезнью. Она угасла за несколько дней – быстро и тихо, как свеча…
Даня пережил её на полгода. Он очень редко болел.
Раньше, стоило ему только выйти из дому, чтобы погреться на лавочке перед подъездом. Он уже давно ходил с палочкой и эти ежедневные выходы в свет были возможны только благодаря тому, что жили они на первом этаже. Так вот. Не дай Бог какой-либо бабушке сесть рядом с ним – Маня материализовывалась прямо из воздуха, либо возникала призраком отца Гамлета за кухонными занавесками и стояла там до тех пор, пока Даня не приходил с прогулки домой. На его робкое: «Мань, ну ты чего?», ворчала: «Да знаю я, знаю…».
Но после смерти Манечки он смотрел телевизор до самой последней передачи и так боялся входить в спальню, где её теперь нет. Как же так – он есть, а её нет?..
А потом ушла Валя, самая красивая… Никто так и не понял – почему? Хотя в последнее время она много курила. Но никогда и ни на что не жаловалась. Её нашли соседи. Началось кровотечение горлом. Она упала с кровати. Очевидно, хотела встать, но уже не получилось…
Давно, ещё юности, Лиля завела себе большую общую тетрадку, в которую записывала тексты песен и которую взяла за правило регулярно пополнять. И вдруг возникло стихотворение, не песня…
Человеческое лето
Утекает в прозу жизни.
На вопросы нет ответа,
Только скрип
Столичной жизни.
Утекают дни, минуты,
Светлых, ясных дней мгновенья.
И друзья уходят в вечность –
Смерти дни и дни рожденья.
Знаю, медленно, но верно,
Все мы пьём по капле вечность.
Дни вперёд идут неспешно,
И уходят в бесконечность.
Жалость – горькая микстура,
Пить её до дна не нужно.
Нужно помнить – это малость,
Сердцу так бывает грустно:
Не украсишь ты словами, не утешишь,
Не залечишь сердца рваные те раны,
Лишь на друга смотришь в вечность.
А еще, у нее осталось любовь к сказкам, маленьким и неистребимым, смешным и грустным чудесам. Малыши очень любили одну – про кота и бабушку. Она придумала ее сама и начиналась история так…
Так часто ему сниться один и тот же сон. Кажется, зачем? Ведь он уже знает. Но, как только закрывал глаза и как ни старался, а все начиналось сначала… Опять…
Он был, что называется, из хорошей семьи. У него была двухкомнатная квартира со всеми удобствами. Санузел, что правда, совмещенный, но его наличие – уже плюс. К плюсам без сомнения можно отнести и черный пушистый воротник, что полностью соответствовало его породе, довольно респектабельный возраст, но главное у него бабушка.
Маленькое, кругленькое создание, увенчанное шапкой крашенных хной кудряшек. Вечно рассказывающее сериалы, поющее народные песни и прочее, и прочее, и прочее. Варящая совсем не вкусное и абсолютно бесполезное в хозяйстве, с его точки зрения, варенье из вишни, но умеющая печь торт «Наполеон». Так что, Бог с ним, с вареньем. У каждого свои слабости. Именно бабушка придумала ему имя – Басенька.
Когда он иногда заглядывал в холодильник, посмотреть, не появилось ли там чего-нибудь вкусненького, вдруг превращался в Басяка. Ну, прямо разбойник с большой дороги, можно подумать… Взял то всего – один раз полпалки колбасы да кусочек рыбки, маленький… Почти, совсем…
Сокращённый вариант имени – Баська. В сокращении проскальзывало что-то польское и оно нравилось ему гораздо больше полного варианта. В общем, он был кот почти благородных кровей, прописанной по собственному адресу в придачу с бабушкой.
Кроме них в квартире проживали и другие члены семьи, которых Баська терпел, так как они были чем-то дороги бабушке. Хотя чем? Он понятия не имел.
Бабушку никто никогда не слушал. Хотя это же так просто – сесть и послушать любимое существо? Она вечно всем мешала своими разговорами, и очень часто на кухне можно было наблюдать следующую сцену: он и бабушка вместе пили чай.
Точнее говоря, бабушка чаёвничала и говорила, а он слушал. Для него это было совсем просто – слушать и не напрягало. Он даже привык засыпать под этот мелодичный поток журчащих слов, нужно было только мурлыкать в нужных местах.
Иногда правда бабушка держала руку у левой груди, бледнела и пила дивно пахнущую валерьянку. Он один раз стащил пузырёк и даже получил тапочкой по попе. Но это не главное… Баська был счастлив. Он нужен, у него есть бабушка, а всё остальное так просто…
А потом бабушка пропала.
Вначале он не переживал. Бабушка ведь взрослая. Вдруг она «загуляла»? Придёт. Нужно только подождать. И он ждал. Но её все не было.
Потом стали исчезать бабушкины вещи. Наступило такое непонятное явление, как уборка. Это значит, что убираются все вещи, которые хранили бабушкин запах: любимые платья из шкафа с красными маками, духи из шкафа «Красная Москва», туфли, расчески, всё…
Ему удалось найти старую бабушкину тапочку за диваном и он отстоял её от всех поползновений, даром, что не собака. Но коты тоже умеют рычать и защищать нужные вещи.
Теперь бабушку ждали только они вдвоём – он и тапочка.
А её всё не было и тогда он перестал есть. Совсем. По телевизору он видел, что голодовка – знак протеста. Когда с чем-то не согласен. Баська хотел только одного – чтобы бабушка вернулась и решил для себя, что кормить его будет только она. Но её не было…
Через две недели он очень ослаб. Лапы совсем не слушались, с трудом выбирался из корзинки – попить воды и к коробке с песком. Его даже возили к ветеринару, он согласился в надежде, а вдруг там будет бабушка, но её не было и там. Тогда он потерял интерес ко всему…
Однажды, когда он был один дома и лениво щурился на прыгающих вокруг солнечных зайчиков, ему показалось, что он услышал бабушкин голос. Она звала его, издалека, едва слышно. И как он не прислушивался, голос исчез – осталось только эхо. Но он понял – скоро, совсем скоро бабушка будят рядом с ним, или он рядом с бабушкой. А впрочем, какая разница? Главное – рядом…
В этот день ему трудно было открыть глаза, но голос бабушки стал чётким и громким, как будто она была за углом, на кухне. И вдруг силы вернулись. Даже показалось, что он снова стал котёнком – корзинка, в которой он раньше едва помещался, стала огромным, сплетённым из прутиков домом. Он хотел было удивится, но его звала бабушка… Негромко мявкнул, резко стал перебирать лапами, чтобы вылезти и… проснулся…
Кошмар…р… Настоящий кошачий кошмар… Так, поплевать в форточку… Куда ночь, туда и сон… Да ну его…
Прыжком он выбрался наружу и побежал на кухню, к разговорам, сериалам, бабушке…
Ребятишкам очень нравилось, что кот все-таки нашел свою бабушку, а она их и не разубеждала – конечно, нашел. Нашел но…
Еще одной любимой историей была история про дракона. Ну, если быть точной, то про целое семейство драконов и прекрасную принцессу, и разуме ется – принца… Без рыцаря никак, правда?
Альбом привычно раскрылся на нужной странице. Сам фолиант, в переплёте из кожи с тисненным корешком, украшенный стразами от Сваровски, которые так приятно блестели в свете камина, был в его понимании именно таким, в котором и нужно хранить семейную память – фотографии.
Сначала – детство. Ob ovo – от яйца, так от яйца, как говорят латиняне. А они народ мудрый и в чужое жилище, в отличие от некоторых тут, без разрешения не лезли. Детство совсем ещё зелёное – росточек маленький, ушки оттопыренные, крылышек почти и не видно.
Отрочество, юность - оно конечно получше, значительно получше. Фигура, скажем так, попредставительней, размах крыльев… И пламя, пламя та какое было! Куда там нынешним! Потом первая любовь, дети. А теперь вот внуки…
Их всему надо учить, чтобы и сами не поранились и других не поранили ненароком. А то, вот пожалуйста, только отвернулся, а они уже очередного рыцаря на белом коне загнали в угол пещеры: младшенький давно уже вырвал у перепуганного насмерть парня копье, щит, меч, самострел, арбалет, ножи – метательный, поясной, ножной, наручный, заплечный, всю амуницию в общем. А люди на такое полное разоружение очень плохо реагируют. Этот вот тоже… Аж с конем слился по масти, бедненький и мелко-мелко затрясся. Откуда ему знать, что у ребёнка зубки режутся и он теперь все грызёт? Буквально все, что под лапу попадется… Особенно под передние лапки… Уже и щит догрызает…
Кстати, в данной ситуации адекватнее всех себе вела лошадь – отошла в угол, к небольшому стогу сена, которое он собрал для себя, полежать на мягком и тихонько его жевала. Умное животное. Внученьке она тоже, видно понравилась – малышка, робко попырхивая пламенем, чтобы не испугать ненароком, тихонько подошла и аккуратно, самыми кончиками коготков, стала поглаживать спутанную гриву.
Старший четко усвоил, что он для младших должен быть примером. Вот сейчас у него и появилась возможность получить у перепуганного человека по самое не хочу. Хотя дракончик ведет себя в принципе правильно – гость незваный, пожаловал без спроса, поэтому надо сделать угрожающую стойку, дыхнуть пламенем, крылья расправить, спинной гребень поднять. Иногда даже зашипеть можно. А принц вроде бы надумал обороняться. На детей лапу хочет поднять?! Ах он!.. А, это он лицо руками закрыл и плачет… Вот бедняга… А малыши… Стащили с коня, хохочут, пытаются снять кольчугу, интересно им, что под ней…
Ну все… Надо выручать… А то опять заикаться начнёт, пока настойкой не отпоить… Скоро только сказка сказывается…
С принцессой нужно познакомить, а то она уже заждалась. С дракончиками любит играть и вообще – девушка хозяйственная. Может и у них всё сладиться, малыши пойдут… Дети – это же счастье…
Ох, шлем сняли… Вот сорванцы… Всё, сначала дело – фотографии потом…
Старый дракон встал, горделиво поправил гребень, расправил крылья, прочистил горло и поспешил на выручку…
Дети…
Она гордилась внуками, но вместе с тем, страшно переживала да что там минуту – каждую секунду их отсутствия. Пока внучата были совсем маленькими – она могла находиться с ними постоянно. Даже отдыхать вместе ездили. Но потом они выросли, захотелось самостоятельности. Появились новые друзья, интересы…
Вспомнив, как чуть половину жизни не потеряла, когда ей сообщили, что маленький Стасик – ее принц, ангелочек, вдруг исчез из детского сада. Как? Каким образом? Никто не знал. Зареванная воспитательница, пьющая сердечные капли без остановки с пеной у рта утверждала что вот, был рядом, на детской площадке… Сидел себе в песочнице, пасочки лепи-и-и-ил… На последнем слове она снова разрыдалась.
Но как же так? Ведь рядом дорога, транспорт. Да и бандитов полно, алкоголиков. Достаточно только новости посмотреть… Организовали масштабные поиски, включив в поисковую группу сторожей, охрану и милицию… Ребенок как в воду канул… Не дай, бог… Она пришла домой абсолютно без сил и рухнула на пуфик в прихожей. Только то усилие, чтобы снять туфли, потребовало от нее колоссального напряжения. Босые натруженные ноги мягко холодил пол. Она закрыла глаза и начала молиться, тихо, про себя, но так истово и горячо, что невозможно было н